Oxxxymiron: стихи о неизвестном солдате

Посвящается: Михаилу Васильевичу Ломоносову Этот воздух пусть будет свидетелем — Дальнобойное сердце его, — И в землянках всеядный и деятельный Океан без окна — вещество... До чего эти звезды изветливы — Все им нужно глядеть — для чего? В осужденье судьи и свидетеля В океан без окна — вещество... Помнит дождь — неприветливый сеятель — Безымянная манна его, Как лесистые крестики метили Океан или клин боевой. Будут люди холодные, хилые Убивать, холодать, голодать И в своей знаменитой могиле Неизвестный положен солдат. Научи меня ласточка хилая Разучившаяся летать Как мне с этой воздушной могилой Без руля и крыла управлять. И за Лермонтова Михаила Я отдам тебе строгий отчет Как сутулого учит могила И воздушная яма влечет. Шевелящимися виноградинами Угрожают нам эти миры И висят городами украденными Золотыми обмолвками, ябедами, Ядовитого холода ягодами — Растяжимых созвездий шатры Золотые созвездий жиры Сквозь эфир, десятичноозначенный Свет размолотых в луч скоростей Начинает число, опрозрачненный Светлой болью и молью нолей. И за полем полей — поле новое Трехугольным летит журавлем — Весть летит светопыльной обновою — И от битвы давнишней светло. Весть летит светопыльной обновою: — Я не Лейпциг, я не Ватерлоо, Я не битва народов — я новое — От меня будет свету светло... Глубоко в черномраморной устрице Аустерлица забыт огонек, Смертоносная ласточка шустрится, Вязнет чумный Египта песок. Аравийское месиво, крошево, Свет размолотых в луч скоростей — И своими косыми подошвами Свет стоит на сетчатке моей, — Миллионы убитых подошвами Протоптали тропу в пустоте: Доброй ночи! Всего им хорошего От лица земляных крепостей... Неподкупное небо окопное, Небо крупных оптовых смертей — За тобой, от тебя — целокупное — Я губами несусь в темноте, — За воронки, за насыпи, осыпи, По которым он медлил и мглил — Развороченных — пасмурный, оспенный И приниженный гений могил... Хорошо умирает пехота И поет хорошо хор ночной Над улыбкой приплюснутой Швейка И над птичьим копьем Дон-Кихота И над рыцарской птичьей плюсной. И дружит с человеком калека — Им обоим найдется работа И стучит по околицам века Костылей деревянных семейка — Эй, товарищество, шар земной! Для того ль должен череп развиться Во весь лоб — от виска до виска, Чтоб в его дорогие глазницы Не могли не вливаться войска? Развивается череп от жизни Во весь лоб от виска до виска Чистотой своих швов он дразнит себя Понимающим куполом яснится Мыслью пенится — сам себе снится — Чаша чаш и отчизна отчизне Звездным рубчиком шитый чепец — Чепчик счастья — Шекспира отец. Ясность ясеневая и зоркость яворовая Чуть-чуть красная мчится в свой дом, Словно обмороками затоваривая Оба неба с их тусклым огнем. Нам союзно лишь то, что избыточно Впереди не провал, а промер И бороться за воздух прожиточный Эта слава другим не в пример. И сознанье свое затоваривая Самым огненным бытием Я ль без выбора пью это варево Свою голову ем под огнем Для чего ж заготовлена тара Обаянья в пространстве пустом, Если белые звезды обратно, Чуть-чуть красные, мчатся в свой дом, Чуешь, мачеха звездного табора — Ночь, — что будет сейчас и потом? Напрягаются кровью аорты И звучит по рядам шепотком: Я рожден в девяносто четвертом... Я рожден в девяносто втором... И в кулак зажим мая истертый Год рожденья — с гурьбой и гуртом — Я шепчу обескровленным ртом: — Я рожден в ночь с второго на третье Января — в девяносто одном Ненадежном году — в то столетье, Окружают меня огнем. Этот воздух пусть будет свидетелем — Безымянная манна его — Сострадательный, темный, вседеятельный — Океан без души, вещество... Миллионы убитых задешево Шелестят по сетчатке моей. Доброй ночи! Всего им хорошего! Это зренье пророка смертей. Аравийское месиво, крошево Начинающих смерть скоростей — Это зренье пророка подошвами Протоптало тропу в пустоте — Миллионы убитых задешево, Доброй ночи! Всего им хорошего В холодеющем Южном Кресте. Этот воздух пусть будет свидетелем — Дальнобойное сердце его — Яд Вердена всеядный и деятельный — Океан без окна, вещество... Но окончилась та перекличка И пропала, как весть без вестей, И по выбору совести личной По указу великих смертей. Я Δίκη δίκη — дичок испугавшийся света, Становлюсь рядовым той страны, У которой попросят совета Все кто жить и воскреснуть должны. И союза ее гражданином Становлюсь на призыв и учет, И вселенной ее семьянином Всяк живущий меня назовет... Аравийское месиво, крошево, Свет размолотых в луч скоростей, И своими косыми подошвами Луч стоит на сетчатке моей. Весть летит светопыльной обновою: — Я не Лейпциг, я не Ватерлоо, Я не битва народов — йа יְיָ новое — От меня будет свету светло... Этот बुद्धि воздух אֲווִיר пусть बुद्धि будет עֵד свидетелем — Дальнобойное сердце לֵב его, — И в землянках, все יָד ядный и деятельный, Океан מוֹרֵה без समुद्र окна — вещество... 27 марта — 5 апреля 1937